Хатльгрим Хельгасон о снежных бурях в мае и о самобытности исландской литературы

Е.Д.: Дорогой Хатльгрим, поздравляю вас с выходом романа «Шестьдесят килограммов солнечного света» на русском языке! На сколько языков переведены на сегодняшний день ваши книги?

Х.Х.: Мои книги переведены на 20 языков. Роман «Шестьдесят килограммов солнечного света» издан в Германии, Дании, Литве и России, а в следующем году будут опубликованы переводы на норвежский и французский языки.

Е.Д.: В последние годы в России и других странах издаётся много книг исландских писателей. Как вы думаете, почему литература такой маленькой страны, как Исландия, пользуется в мире большим успехом?

Х.Х.: Не могу сказать с уверенностью, но, возможно, дело в иной манере письма. Люди видят в наших книгах нечто особенное, может быть, даже какое-то «сумасшествие». Представители больших европейских культур пишут так давно, что, вероятно, иногда им не хватает какого-то задора, свежести. Мы пишем романы всего 100 лет, так что нам ещё многое предстоит исследовать, и мы ещё не заскучали. Конечно, у нас есть великая традиция, из которой можно черпать вдохновение, и которая по-прежнему остаётся источником самоуважения и гордости. Третье поколение исландцев написало первые настоящие европейские романы еще в XIV веке, в мире они известны как Саги.

Е.Д.: Правда ли, что исландский язык очень мало изменился, и в нём почти нет иностранных слов? Действительно ли исландцы могут читать древние саги без словаря и комментариев, даже молодые люди?

Х.Х.: Почти, их нужно лишь слегка отредактировать для современного слушателя. Думаю, можно сказать, что язык Шекспира значительно дальше от современного английского читателя, чем саги — от исландского. Хотя мы подчас сталкиваемся с незнакомыми словами, но истории и диалоги, характеры и юмор, — всё это ещё живо и легко воспринимается каждым следующим поколением. Недавно я читал со своим одиннадцатилетним сыном «Сагу о Ньяле» (в сокращенной версии), и он расхохотался посреди одной сцены, потому что это было действительно забавно. У меня мурашки побежали по коже, это поистине удивительно, что шутка 700-летней давности всё ещё работает!

Что касается иностранных слов, в Исландии всегда пытались придумать слово для каждого нового понятия. Вот почему телевидение по-исландски называется «sjónvarp», а телефон – «sími». У нас был специальный комитет, состоявший из пожилых джентльменов, задача которого заключалась в поиске правильного исландского слова. Но о новинках итальянской кухни, таких как «эспрессо» и «пицца», мы не беспокоились, это были такие красивые слова, не похожие на англо-американские. Но потом наступила эра информационных технологий, которая приносила к нашим берегам по пять новых слов в день, и мы как будто бы сдались. Мы говорим «downloading», «screening», iPhone и iPad, как и все остальные. Молодое поколение использует много иностранного сленга. Иногда я пытаюсь помочь, так два года назад я придумал исландское слово, обозначающее «менсплейнинг», и сегодня все его используют («að hrútskýra»). Но в целом наш язык теряет цвет и силу.

Иногда мне кажется, что я как последний из могикан, использую сложные и старые слова и постоянно придумываю новые. Большинство других авторов, похоже, предпочли более современный, простой и непринуждённый язык. Вот почему мои книги так трудно переводить на другие языки! Мои тексты требуют мастерского знания исландского языка, и, к счастью, у меня есть знание русского!

Е.Д.: В России недавно был принят закон, ограничивающий использование иностранных слов, по крайней мере, в официальных СМИ, и это вызвало неоднозначную реакцию. Вы не думаете, что такие ограничения являются искусственными и ограничивают естественное развитие языка, или исландский опыт говорит об обратном?

Х.Х.: В молодости я был против подобных ограничений и находил их нелепыми, в своих книгах использовал сленг, англицизмы и американизмы. Но теперь, когда я стал старше, я отчасти сожалею, что у нас не было больше ограничений. Я вижу, что исландский язык постоянно ухудшается.

Е.Д.: Какие книги вы любите читать? Есть ли у вас любимые писатели? Какие авторы больше всего повлияли на ваше творчество?

Х.Х.: С возрастом я склоняюсь к тому, чтобы читать больше классики. Саги всегда под рукой, и я читаю по одной каждый год. Шекспир был важным для писателем, я перевёл две его пьесы на исландский, и это было хорошей «литературной школой». Набокова я считаю великолепным стилистом, он с самого начала повлиял на моё творчество, показав мне свободу наполнять фразы всевозможными отсылками и юмором вне основного сюжета. В прошлом году я впервые прочитал Пруста, что стало для меня настоящим потрясением, а в этом году — Бальзака, и нашёл в нём родственную душу. По сравнению с ними Диккенс кажется немного скучноватым, и это стало для меня откровением. Достоевский никогда не был «моим писателем», в отличие от Толстого, и я посетил его дом и могилу в Ясной Поляне, когда приезжал в Россию в 2007 году. Книга «Война и мир» повлияла на мои последние романы («Шестьдесят килограммов солнечного света» и «Шестьдесят килограммов нокаутов»), на попытки нарисовать широкую картину Исландии и её народа в ключевые моменты истории.

Из современных писателей я был поклонником Мишеля Уэльбека, но потом, мне кажется, он зашёл в тупик, и я не могу читать его сегодня. Датчанин Ким Ляйне — большой и важный писатель для нас, жителей северной Европы. Я только сейчас начинаю знакомиться с Анни Эрно, и это мне нравится, хотя она принадлежит к поколению модернистов, а я всегда считал, что их стремление сделать текст красивым и минималистичным ограничивает автора. Польская писательница Ольга Токарчук мне нравится больше, она более «земная» и осмеливается быть «некрасивой». 

Но главным писателем для меня всегда остаётся Халльдоур Лакснесс. Его творчество очень сильно на меня повлияло (особенно на роман «Шестьдесят килограммов солнечного света»). Ему удалось запечатлеть душу нации, оставаясь при этом интересным и страстным рассказчиком. 

Е.Д.: Когда вы решили стать писателем? Что было главной мотивацией — стремление к самовыражению, славе или что-то иное?

Х.Х.: Внезапно, когда тебе 18 лет, внутри тебя начинает расти цветок. Сначала ты с трудом веришь в это, потом пытаешься остановить, но он всё равно продолжает расти несмотря ни на что, тихо и решительно, и постепенно ты учишься уважать его. Наконец, начинаешь поливать его и ухаживать за ним, а спустя годы, он, наконец, начинает цвести. Это не имеет ничего общего со славой или собственным эго, это просто очень странный факт: ты становишься садовником.

Е.Д.: Можно ли в Исландии зарабатывать деньги только писательским трудом или нужно искать дополнительную, более стабильную работу?

Х.Х.: Это возможно для авторов криминальных романов, и некоторые из всемирно успешных писателей, таких как Аудур Ава Олафсдоттир, Сьон или Йон Кальман Стефанссон. Но в целом заработка не хватает, и приходится зависеть от системы грантов. Эта система — очень хорошая вещь, и она действительно поддерживает нашу культуру. Я использую гранты на протяжении последних двух десятилетий. До этого не помню, как я справлялся, но другой работы у меня не было с 1983 года. Надеюсь, что когда-нибудь смогу выжить и без грантов, но мне уже 64 года и я пока не придумал, как это сделать.

Е.Д.: Вы ведь не только писатель, но и художник, ваши картины выставляются в галереях. Есть ли у вас строгий режим работы, как вы распределяете время?

Х.Х.: Я занимаюсь и тем, и другим с 1983 года, так что я «старая рабочая лошадь». Стараюсь уделять работе по восемь часов в день, а работаю обычно циклами: три месяца могу писать, потом три месяца заниматься живописью, а следующие три месяца — сценарием или переводом. Мне нравится такая система. За три месяца рисования я почти забываю свой роман, и возвращаюсь к нему со свежим взглядом. 

Е.Д.: С чего для вас начинается новая книга (новая история): с образа, мысли, интонации? Книга для вас — скорее интеллектуальный продукт или чувственный?

Х.Х.: Обычно первое, что приходит в голову, — это образ, я вижу какую-то сцену или идею. Это очень похоже на то, как я могу представить картину у себя в голове, а потом нарисовать её. Я размышляю над этим новым образом в течение нескольких месяцев, иногда даже лет. Это, вероятно, интеллектуальный процесс, но его можно сравнить и с фазой беременности — когда ребенок внутри меня становится слишком большим, я должен начать писать. Тогда к образу добавляются цвета, запахи, ощущения… 

Е.Д.: Есть ли для вас запретные темы в литературе?

Х.Х.: Может быть, они и есть, но мне хотелось бы думать, что нет. Я не хочу избегать никаких тем, будь то убийство, насилие или опасные политические темы… Иногда это может привести к неприятностям, если я обидел кого-то в своих книгах, и это причинило боль. В такие моменты я сомневался в праве на творческую свободу, но всё же шёл дальше. Пусть лучше я предам какие-то дружеские отношения, но буду служить свободе искусства. Однако есть области, которые я стараюсь не затрагивать. Например, я не слишком стремлюсь писать о своей собственной жизни. Я считаю, что писательство должно быть выше повседневности, своего эго.

Е.Д.: Можно ли назвать «Шестьдесят килограммов солнечного света» историческим романом? Насколько отражены в книге реальные события прошлого, а какую часть составляет авторская фантазия?

Х.Х.: 50/50. Исторические факты словно обрамляют выдуманных мной персонажей. Когда имеешь дело с историческим романом, следует писать о фактах так, будто это вымысел, чтобы читателю не было скучно, а вымышленные фрагменты, напротив, должны быть описаны так, как если бы это были факты, чтобы читатель поверил в твою историю.

Е.Д.: Удивительная история о косяке сельди, изменившем жизнь исландцев, тоже основана на реальных событиях?

Х.Х.: Да, конечно! В 1903 году норвежцы действительно приплыли в небольшой фьорд на северном побережье Исландии, и началось удивительное «приключение с сельдью», продолжавшееся вплоть до 1968 года, когда она вдруг исчезла. Это время навсегда изменило нашу историю, принесло современность в общество, где веками ничего не менялось.

Е.Д.: В этом романе живописно и в то же время с чувством юмора показан характер исландцев. Откуда у людей, которые боролись за выживание — со снегом и дождём, голодом и нищетой, — эта любовь к поэзии и сочинительству?

Х.Х.: Это важный вопрос для Исландии, мы ищем на него ответ уже тысячу лет. Я могу предположить, что встреча скандинавской культуры викингов, энергичной и воинственной, с ирландской христианской письменной культурой (викинги взяли с собой в Исландию кельтских жён и рабов), и породила новый мир, новую традицию. В 1870-х годы, когда многие исландцы эмигрировали в США и Канаду, они отличались высоким уровнем грамотности, тягой к знаниям и любовью к книгам и поэзии. Они пробыли в новом свете всего месяц, когда основали собственную газету на исландском языке. Этого не делали другие переселенцы.

Е.Д.: Исландский климат и сегодня такой же суровый и непредсказуемый? Помогают ли современные технологии узнавать о лавинах и извержениях вулканов, или в наши дни люди просто не живут в таких опасных местах, как герои вашего романа?

Х.Х.: Да, сегодня мы получаем предупреждения о погодных явлениях. Сегодня, 14 мая, в то время как я отвечаю на ваши вопросы в моём домике на острове Хрисей на севере Исландии, в моём саду лежит снег, а метеобюро только что сообщило, что завтра будет опасно путешествовать в этой части страны из-за снежной бури.

Прошлой зимой у нас было очень много лавин. К счастью, никто не погиб, но люди лишились квартир и машин. Наука очень помогла нам здесь, в Исландии. Когда-то мы наивно думали, что глобальное потепление превратит Землю в рай, но это не так. Гренландия тает, и нас окружает холод её растаявших льдов.

Е.Д.: Вы обладатель многих литературных премий, как в Исландии, так и в других странах. Как вы думаете, вы уже написали свою лучшую книгу, если писатель вообще может ответить на этот вопрос?

Х.Х.: Нет, пока нет. Но я как раз сейчас работаю над этим!

Е.Д.: Что значит быть исландцем? Помимо географии, что является самым важным в национальном характере, взгляде на мир?

Х.Х.: Исландец ничего не принимает как должное, всегда открыт для всевозможных перемен и готов к действию. Исландия — очень молодая, неспокойная, нестабильная и непредсказуемая страна. И нам это нравится! Однажды, когда я жил в Париже и ехал на поезде в Орлеан, то подумал, что этот пейзаж не менялся тысячи лет, и это показалось мне удручающим. В Исландии ландшафт находится в постоянном движении. Каждые пять лет у нас появляется новая гора, и нужно придумать для нее название! Это очень творческая страна, и она всегда держит в напряжении!

Е.Д.: Как вы думаете, может ли искусство, творчество всерьёз повлиять на то, что происходит в мире, в человеческой душе? Способно ли искусство изменить жизнь людей к лучшему?

Х.Х.: Думаю, да, по крайней мере, в какой-то степени. Искусство едва ли может остановить войну или стать её причиной, но оно наполняет нашу жизнь смыслом. Некоторым людям это доступно больше, чем другим. Я имею в виду тех, кто проводит большую часть дня, занимаясь творчеством, в то время как другие ухаживают за больными или занимаются ловлей рыбы. У каждого из нас есть своя роль в обществе, но все мы, так или иначе, окружены культурой, будь это музыка национального гимна или не очень хорошего качества телесериал. Жители Исландии могли бы и не читать исландские саги, потому что они разлиты повсюду, вокруг нас, мы вдыхаем их аромат с молоком матери. Искусство живёт в каждой нации.