Автор: Герои, рассказчики и интерпретаторы…
На «Панораме исландского кино» представлены две картины, основанные на романах Нобелевского лауреата Халльдора Кильяна Лакснесса. Непростому делу перевода литературных текстов на язык кино посвятила себя дочь писателя Гвюдни, сценарист и кинорежиссёр.
Насколько интерпретация этих романов, предложенная режиссёром, отличается от их обычного восприятия исландской публикой? Насколько сценарист может или должен менять что-то в экранизируемой книге? Откуда приходят идеи для раскрытия образов героев?
Всегда ли обработать для кино «готовый» сюжет легче, чем самому выдумать историю от начала до конца?
Ответы на эти и другие вопросы Гвюдни Хатльдоурсдоттир даёт в своём рассказе Исландскому клубу 2 апреля 2011 года
1. Af og til stingur einhver upp kollinum hér á Íslandi og segir það vera annars flokks að kvikmynda skáldsögur. Það er alrangt. Það ætti að gera meira af því. Staðreyndin er sú að flestar bíómyndir í heiminum eru gerðar upp úr skáldsögum og þær norrænu myndir sem gengið hafa best í hinum stóra heimi eru gerðar upp úr skáldsögum, einsog Vesturfararnir, Babetts Gestebud, Pelle Eroberen, Englar Alheimsins, Hamsun og fleiri og fleiri.
Порой то тут , то там в нашей стране (Исландии) раздаются голоса, что, мол, экранизации романов — это якобы фильмы «второго сорта». Это вовсе не так. И экранизациям следовало бы уделять больше внимания. Ведь на самом деле большинство фильмов в мире снято по мотивам какого-нибудь романа; и те скандинавские фильмы, которые прославились в «большом мире» — это тоже экранизации романов: «Эмигранты», «Пир Бабетты», «Пелле Завоеватель», «Ангелы вселенной», «Гамсун» и многие другие.
2. Þó menn séu góðir kvikmyndaleikstjórar er ekki þar með sagt að þeir séu góð skáld og sagnamenn. Að fá fullskapaða sögu upp í hendurnar, með upphafi, miðju, endi og fullmótuðum karakterum er heilmikill fengur. Það er hægt að kvikmynda skáldögu frá ýmsum hliðum út frá
sjónarhorni flestra persónanna, bæta við nýjum, þess vegna láta fugl eða flugu á vegg segja söguna.
Хороший режиссёр совсем не обязательно хороший писатель и рассказчик. И получить в руки уже написанную историю с завязкой, серединой, развязкой и готовыми характерами — это большая удача. К экранизации романа можно подходить по-разному, с точек зрения разных персонажей, или добавить новых героев, в конце концов — сделать рассказчиком птицу или муху на стенке.
3. Ég hef kvikmyndað tvær sögur eftir föður minn, Ungfrúna góðu, sem út kom l933, þegar hann var að leggja á djúpið, eins og Godman Syngmann sagði, og Kristnihald undir Jökli, sem skrifuð var hátt í fjörutíu árum síðar og hann orðinn nógu gamall til að meiga leika sér að forminu og rugla menn í ríminu. Þetta eru afar ólíkar sögur: Kristnihaldið, dálítið skrifað eins og leikrit með miklum samtölum, en Ungfrúin nær samtalalaus, en sögð af spökum sögumanni, í kjaftasagnastíl, sem lætur í margt skína og þó mest það sem stendur á milli línanna.
Я экранизировала два романа своего отца: «Барышню и господский дом», вышедший в 1933 г.. когда автор, по выражению своего героя Годмана Сингманна, «искал где глубже», и «Церковь под Ледником», написанную более сорока лет спустя, когда автор в силу возраста мог позволить себе играть с формой и запутывать читателя. Эти два романа весьма несхожи: «Церковь под Ледником» манерой письма отчасти напоминает пьесу, там много диалогов. А в «Барышне…» диалогов почти нет, история поведана беспристрастным рассказчиком, в стиле байки или сплетни, который хотя и бросает свет на многое, а всё же ещё больше остаётся между строк.
4. Í Kristnihaldinu fór því mikill tími í að velja og hafna, hvað skal með og hvað ekki, en í Ungfrúnni að búa til setningar upp í fólkið og skrifa út það sem gefið er í skyn. Bara segja það hreint út. Fara ekki í launkofa með neitt.
При работе над «Церковью…» много времени ушло на отбор самого материала для фильма, а в «Барышне…» — на то, чтобы придумать всем персонажам реплики и чётко прописать то, что в самом тексте давалось лишь намёками: ничто не должно было остаться недосказанным.
5. Báðar sögurnar, Kristnihaldið og Ungfrúin fjalla m.a.um ástarþríhyrning og þó þær séu ólíkar, er greinilegt að þær eru skrifaðar af sama manni. T.d. í lýsingu á Jóni Prímusi og ungfrú Rannveigu kemur fram að þau eru svo mikil góðmenni að ókunni hundar elti þau og flaðri upp um þau.
И в «Церкви под Ледником», и в «Барышне…» — есть схожие ситуации, например, любовный треугольник. И хотя романы непохожи, заметно, что автор у них один и тот же. Например, совпадают описания Йоуна Примуса и фрёкен Раннвейг: про обоих сказано, что они были так добры, что чужие собаки бегали за ними и виляли им хвостом.
6. Ein helsta ástæðan fyrir því að mig langaði að kvikmynda Ungfrúna var auðvitað sagan um systurnar, þessi óskaplegi harmleikur, sem er stundum svo yfirþyrmandi að úr verður hreinn og klár húmor. Allt þetta sjónarspil sem Þuríður, aðalpersónan setur á svið og eyðir obbanum af ævinni í , þangað til hún er lent í sktítnum sjálf. Sagan fjallar um hluti sem eiga sér stað enn þann dag í dag: Tvöfalt siðgæði, snobb, hræsni, afbrýðisemi og síðast en ekki síst yrirgefninguna ógurlegu.
Основная причина, почему я взялась за экранизацию «Барышни и господского дома» — конечно же, то, что эта история о сёстрах, ужасная трагедия, которая подчас доходит до таких масштабов, что превращается в самый настоящий гротеск. Весь этот спектакль, на постановку которого Турид — главная героиня, тратит значительную часть своей жизни, — пока у неё самой рыльце не оказывается в пушку. В этой истории речь идёт о вещах, актуальных и по сей день: двойных стандартах, снобизме, ханжестве, ревности — и не в последнюю очередь об огромном прощении.
7. Ég tók mér það bessaleyfi og kvikmyndaði allt það sem ég las á milli línanna. Ég margskrifaði handritið, tók margar atrennur á bændagistngum út um allt land: einu sinni var það Hans sem var sögumaður, myndin sagði frá því sem hann sá, það sem hann upplifði, í annari útgáfu var það stolni drengurinn sem kom heim að vitja uppruna síns, 40 árum eftir að Þuríður stal honum, í einni útgáfu lét ég Rannveigu vera sögupersónuna. Semsagt, þó ég hafi verið með fullskapaða sögu fyrir framan mig fór ég í alla þessa hringi. Ungfrúin tók rúm 5 ár í lífi mínu, það var erfitt að fjármagna hana, hún var dýr og karlaheimurinn sem ræður kvikmyndagerð í heiminum, var
skíthræddur við hana.
Я дала себе полную свободу экранизировать всё, что прочитала между строк. Я уединялась в сельских гостиницах то в одном, то в другом уголке страны и вновь и вновь переписывала сценарий: одно время рассказчиком у меня был Ханс, и история была подана с его точки зрения, рассказывала об его переживаниях; в другой версии мальчик, которого Турид увезла в Данию, через сорок лет являлся в родные места, откуда его похитили; в ещё одной версии я сделала рассказчицей Раннвейг. Заметьте, все эти попытки я предпринимала несмотря на то, что у меня уже был в руках готовый сюжет. «Барышня» заняла целых пять лет моей жизни, финансировать картину было трудно, к тому же, создание фильмов в нашем мире — традиционно мужское дело, а мужчин этот фильм пугал.
8. Þá komum við að aðalpersónunni. Hver er aðalpersónan í Ungfrúnni? Það tók mig langann tíma að ákveða það. Stundum var það Rannveig, stundum Þuríður. Á endanum tók ég þá ákvörðun að það væri Þuríður. Rannveig er svo mikil geðluðra að áhorfandinn getur ekki samsamað sig henni og sagan er náttúrulega líka um hve mikið ” bölvað ekkisnes gauð” ungfrú Rannveig er. Úr því að Þuríður var orðin aðalpersónan, var nauðsynlegt að hafa hana ekki alvonda, einsog í bókinni, það var nauðsynlegt að gefa henni sympatíu í lokin, þannig að áhorfandanum væri ekki alveg sama um hana. Tinna Gunnlaugsdóttir, sem lék Þuríði
á heiðurinn af því atriði, atriðinu þegar Þuríður, kasólétt verður allt í einu mennsk og býður systur sinni hjálparhönd. Hans búðarmann gerði ég líka eins sympatískan og ég gat, þrátt fyrir það að hann sé gluggagæir. Það er þetta með breyskleikann. Ég gerði hann að höltum færeyskum krippling. Hvað getur verið ömurlegra?
И вот мы добрались до главного героя. Кто главный герой в «Барышне…»? Мне самой было непросто это решить. Главной становилась то Раннвейг, то Турид. В конце концов я решила, что это всё же будет Турид. Ведь Раннвейг настолько мягкотела, что зритель не может отождествить себя с ней, да и сама эта история, в сущности — о том, какое она «ничтожество». Поскольку Турид стала главной героиней, возникла необходимость вывести её не полностью отрицательной, как в книге, а придать ей симпатичные черты, в финале, чтобы зрителю она не была безразлична. Я благодарна Тинне Гюннлёйгсдоттир, игравшей Турид, за тот эпизод, где в Турид на последних месяцах беременности вдруг просыпается человечность, и она предлагает своей сестре помощь. Ханса — приказчика в лавке, я также попыталась сделать симпатичным насколько возможно, — хотя за ним и водится такой грешок, как привычка подглядывать в окна. Теперь что касается его немощи. Я сделала его хромым калекой-фарерцем. Что может быть более жалким?
9. Búningahönnuðurinn, sá frábæri listamaður Vitas Narbútas hjálpaði mér myndlega líka, en hann hafði þekkt róna í Vilnius, sem var alltaf í hvítri blúnduskyrtu undir skítugum rónafrakkanum. Við Vítas gáfum okkur það að kannski hafi það verið hvíti blúndukraginn sem Rannveig sá við Hans, þarsem hún er ein stór blúndugerðarkona. Vítas kom með margar frábærar hugmyndir búningalegalega séð, þar sem búningurinn undirstrikar ástand persónunnar. Til dæmis kjóll Ungfrúarinnar meðan hún er ennþá jómfrú. Hann er hnepptur að aftanverðu með 134 litlum tölum, frá hálsi og niður að ökkla. Semsagt kjóllinn er skírlífisbeltið hennar, það sjá allir menn, sérstaklega ef þeim er bent á það. Myndin er full af symbólum, flestum sem enginn skilur, fyrr en þeim er bent á þau. En það er mjög gaman að troða symbólum inn í mynd, það skiptir ekki máli hvort áhorfendur taki eftir þeim, allavega líður manni vel sem handritshöfundi og leikstjóra að vera með slatta af symbólum. Til dæmis held ég að enginn áhorfandi hafi tekið eftir því hvar Rannveig stígur af skipinu í Danmörku. Við höfðum ansi mikið fyrir þessu symbóli. Hún stígur náttúrulega á Danska grund í Helsingör, með örlagahöll Hamlets fyrir aftan sig.
Художник по костюмам, талантливейший Витас Нарбутас, также помог мне с образом; в Вильнюсе он знавал одного оборванца, который всегда носил под своим грязным пальто белую кружевную рубашку. Мы с Витасом подумали: а может, Раннвейг заметила у Ханса эдакий кружевной воротник, ведь она — превеликая кружевница. Витас подал мне много хороших идей в том, что касается костюмов, таких, когда наряд подчёркивает состояние героя. Взять, например, платье барышни Раннвейг, пока она ещё девушка. Это платье застёгивается сзади на 134 маленьких пуговицы от шеи до пят. То есть, её платье — это как бы её пояс целомудрия. И это видят все, особенно, если им на это указать специально. В этом фильме вообще много символов, большинство из них такие, каких никто не поймёт, пока на них не укажут специально. Но наполнять фильм символами — интересное занятие, и не важно, заметят ли их зрители, главное, что самому сценаристу и режиссёру становится легче от того, что у него в запасе есть немного символов. Например, я уверена, что никто из зрителей не заметил, где именно Раннвейг сходит с корабля в Дании. А для нас этот символ очень существенен. На датский берег она сходит в Хельсингёре, и за спиной у неё — овеянный судьбой замок Гамлета.
10. Sögumaðurinn er mamman, prófastsfrúin. Myndin byrjar á flassbakki, það er byrjað í miðri sögu og farið svo afturá bak í frásögnina, þar til í 3 kafla, lokakaflanum að myndin af sögumanninum,prófastfrúnni er víkkuð út og við sjáum að hún stendur yfir líki manns síns og er
að rifja upp alla vitleysuna sem þau komu sér í að undirlagi Þuríðar dóttur þeirra. Þar stígur sögumaðurinn, prófastsfrúin inn í söguna, flassbakkið búið og núið tekur við þar til myndinni lýkur. Þetta er sama hugmynd og í Kristnihaldinu, Umbi er sögumaður og stendur nokkuð
utan við atburðarrásina, og sagan sögð í flassbakki, þar til í 3ja og síðasta kaflanum, þegar Umbi flækist inn í söguna, sína eigin skýrslu, flassbakkið búið og myndin komin í núið.
Рассказчица в фильме — мать, пасторша. Фильм открывается ретроспективой, которая начинается с середины, а потом идёт дальше в прошлое, а потом в третьей, заключительной главе, рассказчица даётся общим планом. И мы видим, что она стоит над телом умершего мужа и вспоминает все нелепые события, в которые вовлекла семью их дочь Турид. Тогда пасторша-рассказчица сама входит в повествование, ретроспектива кончается, и дальше начинается «настоящее время», которое теперь будет идти до конца фильма. В «Крещении под Ледником» использован тот же приём: рассказчик — Уполномоченный, который стоит в стороне от хода событий, а сама история — ретроспектива; и лишь в третьей, заключительной главе, Уполномоченный сам вовлекается в повествование, то есть, в свой собственный отчёт, рассказ о прошлом кончается, и действие фильма начинает разворачиваться в настоящем времени.
11. Þegar ég skrifaði handritið af ungfrúnni þurfti ég að berjast við nokkra skrift-doktora, innlenda og erlenda. Það eru yfirleitt karlmenn á miðjum aldri. Þeir vildu allir gera Rannveigu að töffara, kventöffara á síðbuxum og stígvélum, einhverja Sölku Völku. Þeir þoldu ekki hvað Rannveig er passív. Og ég endurtek: um það fjallar yrkisefnið meðal annars. Sumar konur eru þannig, það vantar í þær baráttutaugina. Þetta vitum við öll, en sumum finnst erfitt að gútera
það og horfa upp á það. Ég er alveg handviss um að ef að karlmaður hefði leikstýrt Ungfrúnni, hefði hann skautað yfir rolukastið á Rannveigu og haft meiri töggur í henni. Mín hugsun var sú að áhorfandinn færi út úr bíóinu og hugsi með sér: Af hverju gerði hún ekkert í þessu manneskjan? Hverslags gauð er hún eiginlega? Það er sama tilfinning og maður fær við lestur sögunnar.
Ég man að þegar Sigga systir mín las söguna, og var þá nýorðin móðir, varð hún svo vond út í föður sinn fyrir að skrifa svona harmleik að hún grýtti bókinni út í horn, þar sem hún lá óhreyfð í marga daga. Þá var hún búin að hringja í mig og segja: Heyrðu, heldurðu að hún sé ekki gift Hans búðarmanni núna.
Во время работы над сценарием «Барышни…» мне постоянно приходилось отбиваться от отечественных и зарубежных «дипломированных специалистов». Как правило, это были мужчины средних лет. Они все как один хотели видеть в Раннвейг эдакую «крутую» женщину в брюках и сапогах, эдакую Салку Валку. Её пассивность была для них невыносима. Но, я повторяю, таков был сам материал; некоторые женщины просто так устроены, они не борцы по натуре. Мы все это знаем, но некоторым трудно это принять. Я уверена, что если бы режиссёром «Барышни…» был мужчина, он бы махнул рукой на слабость Раннвейг и сделал её более решительной. А согласно моей концепции, по выходе из кинотеатра зритель должен задаться вопросом: Отчего она не предпринимала никаких действий? Что она, в конце концов, за размазня? Ведь именно такое впечатление оставляет по прочтении сам роман.
Помню, что когда роман прочитала Сигга, моя сестра, которая тогда только что обзавелась собственными детьми, она так обиделась на отца за то, что он сочинил такую трагедию, что швырнула книгу в угол и не возвращалась к ней много дней. Тогда она позвонила мне и сказала: «А ведь сейчас она наверняка замужем за Хансом-приказчиком».
12. Að lokum langar mig að segja að það eru engin einhlít vísindi að skrifa handrit upp úr bók, stundum getur það verið vandasamara en að setjast niður og skrifa sína eigin sögu. Stundum tekst það og stundum ekki og dómarinn, það eru áhorfendurnir.
В заключение мне хотелось бы сказать, что не существует универсальных рецептов, как экранизировать книги; порой это оказывается труднее, чем выдумать собственную историю от начала до конца. Иногда экранизация удаётся, иногда нет, а судья здесь один — зритель…
